Тэн, Рибо, Эспинас, Друммонд, Секретан, Лебон, Тард и другие ученые, благодаря вкладу которых развитие психологической науки рубежа XIX-XX веков отмечено качественно новым витком, решительно отклонили бытовавшее прежде убеждение в том, что "душа от души так же далека, как - от звезды звезда" (Мальцев: 1902, с.7-9). Французский психолог Г.Лебон (1898 г.) не без некоторого максимализма провозгласил обратное: существование "коллективной души" - единой и целостной для группы индивидов, являющей собой апогей взаимовлияния (Лебон: 1995, с.156-165). Ж.Тард, создатель "взаимно-духовной психологии" (1900 г.), всесторонне охарактеризовав духовное воздействие людей друг на друга, в качестве примера подобного воздействия и, одновременно, в качестве доказательства его несомненности, упомянул феномен словесного внушения (Тард: 1900, с.518).

В отдельную научную проблему явление внушения выкристаллизовалось в блестящих трудах русского психолога и физиолога В.М.Бехтерева. В.М.Бехтерев расценивал внушение как один из двух возможных путей (наряду с логическим убеждением) восприятия внешнего мира. Внушение, по В.М.Бехтереву, - это бессознательно ассимилируемые нашим "я" эмоции, слова и поступки других лиц, с которыми происходит контакт. Чем ниже интеллектуальный потенциал человека, тем быстрее и глубже вовлекается он в сферу чужого влияния, тем активнее впитывает образ мыслей и образ действий своего окружения. Наиболее действенным орудием внушения является слово, с успехом заменяющее собой любой другой раздражитель, эквивалентом которого оно выступает (В.М.Бехтерев, 1905, переиздания 1954, 1991, 1999 гг.).

Слова древнейших молитв и заклятий (по достижении человечеством определенных высот в развитии познания - Дж.Фрезэр: 1983, с.93) превзошли значимостью отвечающие им обряды и ритуалы. Магия действия уступила место магии слова. Конденсатом ритуальных манипуляций, внушавшим их участникам веру в успех предпринятых начинаний, стал краткий текст заклятия, заговора и т.д. (Познанский: 1917, с.147). Сложившиеся в русской культуре заговорные формулы как особый, уникальный жанр устного народного творчества заслуживают внимания не только со стороны фольклористов, но и со стороны психологов, ищущих ключ к тайне воздействия словом.

В.И.Даль призывал к вдумчивому отношению к заговорам, так как "осмеять суеверие несравненно легче, нежели объяснить", а в заговорах "кроется не один только обман, а еще что-нибудь другое" (Даль: 1996, с.33, 40-41). Трудно разрешимой задачей считал В.И.Даль объяснение воздействия, которое оказывает на состояние человека произносимый текст заклинания, такой, как, например, заговор-"противоядие" от укуса ядовитой змеи:

(Даль: 1996, с.37).

Размышления В.И.Даля о "таинственной силе воли" и "действии духа" как о факторах, мотивирующих возможное самоисцеление, которое наступало после произнесения магических слов, - это, вероятно, одна из первых попыток опереться на накапливаемые психологической наукой знания о душевном мире человека.

Заговору воздавали должное в своих трудах русские этнографы, лингвисты, культурологи Е.В.Аничков, А.Н.Афанасьев, Н.Барсов, Ф.И.Буслаев, А.Н.Веселовский, А.В.Ветухов, В.И.Даль, Е.Елеонская, Ф.Зелинский, В.Миллер, Н.В.Познанаский, А.А.Потебня, А.Соболевский и другие. Работы этих авторов полны тонких наблюдений над текстами заговоров, ценными разысканиями относительно их происхождения, структуры, насыщенности мифологемами и т.д. Неоценимый вклад ученых предшествующих поколений все же не позволяет считать завершенным дело изучения народных заговоров. Психологический аспект проблемы - эффективность внушения с помощью особо организованных словесных формул - исчерпан далеко не в полной мере.

Стремясь заполнить некоторые лакуны в изучении воздействия магическим словом, автор статьи счел возможным обобщить следующие сведения из области психологии, этнографии и устного народного творчества.

Исходя из открытого Д.Н.Узнадзе единства актуальной потребности и воображаемой ситуации, удовлетворяющей эту потребность (Узнадзе: 1997, с.279-291), можно утверждать, что состояние приступающего к таинству заговора человека характеризуется наличием особой психологической установки, в прямой зависимости от которой находится его восприимчивость к внушению. В создании определенного настроя, в мобилизации сил для какой-либо цели (к примеру, для преодоления болезни) участвуют уже наличествующие в сознании индивида соображения, привитые ему средой и эпохой. В первую очередь, это мысль о заступничестве сверхъестественных сил, боготворимых стихий, светил, к которым зачастую обращены первые строки заговоров:

* * *

(Афанасьев: 1995, с.211-215).

Месяц и звезды - чаще всего упоминаемая в заговорах магическая астральная сила, отмечает М.Новикова, исследовавшая частотность образов на материале большого массива народных заклинаний. Широкое распространение в заговорных формулах получила также солярная атрибутика, мотивированная древнейшим культом солнца - "авторитетнейшего божества" славян (М.Новикова // Украинские заклинания: 1993, с.199-205):

* * *

Изучив символику физических веществ, М.Новикова констатировала главенствующую роль воды, огня и земли, отраженную текстами заговоров. Обращение к названным стихиям объясняется положительной коннотацией данных объектов, традиционно закрепленной в народной культуре (Новикова: с.255).

Готовность к восприятию внушения стимулируется также сознанием исключительной силы произносимых слов. Тексты заговоров передавались изустно. Из поколения в поколение, от старших к младшим как реликвия. Что многократно усиливало их ценность в глазах нашего предка-язычника (Елеонская: 1912, с.611-624). Даже прививаемая христианством мысль о греховности чародейства (отраженная мифом о тяжких предсмертных муках тех, кто владеет искусством заговора) не отвращала от веры в магию слова.

В состояние особой восприимчивости и возбудимости совершающего ритуал человека, помимо названных представлений, вводил также внешний антураж обряда, каждая деталь которого несла важную семантическую нагрузку. Произнесение заговорных слов, как правило, ночью, в окружении определенных предметов и в сопровождении определенных действий (Миллер: 1896, с.80-81) ускоряло наступление того психологического состояния, в котором исцеляющие слова ложились в душу человека, как зерна в хорошо подготовленную почву.

Сгладив остроту тревоги верой в скорое выздоровление, участник обряда делал реальный шаг к улучшению своего духовного или физического здоровья.

Истолкование действенности заговоров одним лишь внушением было бы несколько упрощенным подходом к проблеме. Взгляд на механизм воздействия словом сквозь призму особенностей первобытного мышления и мировидения не исключает признания вневременной самостоятельной ценности заговорных текстов. Созданные задолго до нашего времени по законам ритма, гармоничного сочетания звуковых отрезков, они и по сей день оставляют глубокий след в каждой души (не обязательно подготовленной предварительным внушением), как и всякое другое произведение искусства, будь то музыкальная пьеса, живописное полотно или памятник зодчества. Поскольку мир явлен человеку прежде всего через звучание и утрата слуха, то есть утрата звуковых впечатлений, не восполнима никакими зрительными, осязательными и иными впечатлениями (Сикорский: 1909, с.107-110), ритмические напевы народных заклинаний наделены особым даром находить неизменный отклик в нашем внутреннем мире.

Теме "Звук и ритм в душевном мире человека и в созидаемой им культуре" можно было бы посвятить отдельное исследование. Рамки статьи обязывают расставить следующие акценты. Как свидетельствуют разыскания Дж.Линдсея в области первобытных обрядов, многие из них требовали непременного ритмического сопровождения - песенного или создаваемого простейшими музыкальными инструментами, звучащими игрушками, причастными магии и т.д. В трактовке Дж.Линдсея создаваемые перечисленными предметами вибрации есть тот язык, на котором говорят с призываемыми духами (Линдсей: 1995. С.101-102).

Исследуя древние заговоры, русский этнограф А.Н.Афанасьев заостряет внимание на их особом "песенном складе", звучном и легко откладывающемся в памяти. Происхождение заговорных формул А.Н.Афанасьев ведет от мелодичных напевов-молитв, "заключающих в себе сверхъестественные чародейские свойства" и являющихся "исполненными неотразимой силы воззваниями, которым сами боги не в состоянии воспротивиться и отказать" (Афанасьев: 1995, с.209). Русская пословица гласит: сказка складом (содержанием, наполнением - Н.Л.), а песня ладом (мелодией, ритмом) красна. Песня-молитва, песня-заклятье ритмичными колебаниями пространства склоняла внимание духов и божеств к мольбе нуждающегося в их защите человека. Не я пою, душа поет, - говорит другая пословица (Даль: 1984, с.378-379), подчеркивая глубину переживаний поющего, некую интимность пения, приравнивающую его к священнодействию.

Понятия "песня", "заклятие" и "чары" включены в один семантический ряд всей логикой развертывания событий в финском эпосе Калевала. Почти в каждой руне этого произведения герои обращаются к магии слова, помноженной на магию музыкального ритма:

Колдунов полны покои.

С музыкой у стен сидели,

Громко пели чародеи (Руна 12; 395-397)

* * *

Тут веселый Лемминкяйнен

Начал грозные заклятья,

Заклинательные песни (Руна 12; 443-446)

* * *

Сам он начал чародейство,

Приступил к волшебным песням:

На полу быка он сделал,

С золотыми бык рогами (Руна 27; 219-222)

* * *

Пел и дальше Лемминкяйнен,

Пел и делал заклинанья:

Обращал песок он в жемчуг,

Камни делал с чудным блеском (Руна 29; 165-168)

Подобно тому, как в Калевале чары слова и песни вдыхают жизнь во все неподвижное и замершее:

Заиграл сильнее старец …

Скачут горы, рвутся камни,

Скалы все загрохотали,

Рифы треснули морские,

Хрящ на волнах закачался,

Сосны с радости плясали,

Пни скакали на полянах (Руна 44; 257-264),

в русской былине игра на гуслях новгородского купца Садка заставляет пуститься в пляс Морского царя и его подданных:

А как начал играть Садко как во гусли во яровчаты,

А как начал плясать царь Морской топерь в синем море.

А от него сколыбалося все синее море,

А сходилася волна да на синем море … (Былины: 1986, с.257).

Аналогичных примеров из произведений устного народного творчества других народов можно привести немало; упомянем еще лишь героя древнегреческих мифов - Орфея, спустившегося в Аид за умершей Эвридикой и смягчившего жестокосердных богов песней-мольбой об утраченной любви:

Ритмический рисунок русских заговоров своеобразен и неповторим. Если речь чародея в Калевале поэтически уподобляется дробному топоту конских копыт (руна 17; 560-562), то русский заговорный текст отличается необыкновенной плавностью и напевностью. Сопоставление текста русского заговора, останавливающего текущую кровь (из собрания В.И.Даля) и аналогичного заклятия, почерпнутого из Калевалы, дает наглядное представление о ритмическом своеобразии каждого из них:

* * *

Не хлещи ты, кровь, потоком,

Ты не бей струею теплой,

Перестань на лоб мне брызгать,

Обливать мне грудь потоком;

Как стена, ты стань недвижно,

Как забор, ты стой спокойно,

Стой, как меч, упавший в море,

Как во мху стоит осока,

Как стоит на поле глыба,

Как скала средь водопада (Калевала, руна 9; 343-352).

Дальнейшее изучение структуры заговорных текстов может иметь конечным результатом описание всей совокупности фонетических и синтаксических приемов, "работающих" на создание той особой магической волны, которая пробуждает сверхъестественные силы и влияет на судьбу человека.

В заключение отметим следующее. Неизменный успех заговорного слова явлен в русских народных сказках, где герои заговаривают запоры на воротах, корабли, огненную реку, деревья, избушку Бабы Яги; где, подчиняясь магическому призыву Сивко-Бурко, вещий каурко, стань передо мной, как лист перед травой появляется богатырский конь и т.д. Заговор как постоянный элемент волшебной сказки, "где желание и исполнение, мечта и действительность идут рядом и беспрепятственно переходят одно в другое" (Елеонская: 1912, с.190), представляет собой объект отдельного исследования. Слагаемые народом сказки, в которых торжествует человеческое слово, властвующее над растениями, животными, сверхъестественными существами, волшебными предметами, обосновывали и оправдывали применение заговора в обыденной жизни человека, вселяли веру в его могущество.

Литература:

Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Т.1. - Москва: Современный писатель, 1995.

Бехтерев В.М. Об объективных признаках внушений, испытываемых в гипнозе // Вестник психологии, криминальной антропологии и гипнотизма, 1905, вып.4.

Бехтерев В.М. О внушающем влиянии слуховых обманов чувств // В.М.Бехтерев. Избранные произведения. - Москва: Медгиз, 1954.

Бехтерев В.М. Роль внушения в общественной жизни // В.М.Бехтерев. Объективное изучение личности. Избранные труды по психологии личности. Т.2. - Санкт-Петербург: Алетейя, 1999.

Бехтерев В.М. Роль словесного внушения в гипнозе // В.М.Бехтерев Объективная психология. - Москва: Наука, 1991.

Былины. - Москва: Художественная литература, 1986.

Даль В.И. Заговоры // В.И.Даль. О повериях, суевериях и предрассудках русского народа. - Санкт-Петербург: Литера, 1996.

Даль В.И. Пословицы русского народа. Т.2. - Москва: Художественная литература, 1984.

Елеонская Е. Заговор и колдовство на Руси в XVII и XVIII столетиях // Русский архив, 1912, №4.

Елеонская Е. Некоторые замечания по поводу сложения сказок. Заговорная формула в сказке // Этнографическое обозрение, 1912, №1-2.

Калевала. - Москва: Художественная литература, 1977.

Кун Н.А. Легенды и мифы древней Греции. - Симферополь: Реноме, 1998.

Лебон Г. Психология народов и масс. - Санкт-Петербург: Макет, 1995.

Линдсей Дж. Краткая история культуры. Т.1. - Киев: Мыстецтво, 1995 (на укр. языке).

Мальцев Н. Психология нравственного влияния одной личности на другую. - Казань, 1902.

Миллер В. Асссирийские заклинания и русские народные заговоры // Русская мысль, 1896, кн.7.

Новикова М. Комментарии к изданию "Украинские заклинания". - Киев: Днипро, 1993 (на укр. языке).

Познанский Н. Заговоры. Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул. - Петроград, 1917.

Сикорский И.А. Душа ребенка. - Киев, 1909.

Тард Ж. Взаимно-духовное воздействие // Русский вестник, 1900, декабрь.

Узнадзе Д.Н. Теория установки. - Москва-Воронеж: Институт практической психологии, 1997.

Фрезэр Дж. Золотая ветвь. - Москва: Изд-во политической литературы, 1983.